Почему в Украине воруют ВСЕ?
http://www.from-ua.com/voice/e65cd624c4656.html
[29.05.2012]

Все осуждают, но все и практикуют!

Прибрать к рукам и отнести в свою хату то, что плохо лежит, всегда считалось у нас признаком хозяйственности. А обчистивший карманы своего ближнего слыл лихим хлопцем…

Неблагородные разбойники

Кстати, из классической литературы и добротных советских экранизаций можно сделать интересное наблюдение: понятия «лихой» в Московии и на Украйне несколько разнились. В основе этого слова лежит имя Лихо – злого славянского демона, которого и поминать лишний раз не стоит. И наши соседи московиты в старину совершенно верно называли «лихими людишками» разного рода сброд, от которого ничего, кроме беды, не ждали. Разбойников, татей, шишей или просто воров.

Разбойник Московии – то есть европейской части Московского (Русского) царства XVI-XVII веков - персонаж глубоко отрицательный. Это отнюдь не Дубровский, являющийся плодом фантазии жившего гораздо позже Александра Сергеевича. Реальный разбойник был лишен всякого благородства и жил инстинктами дикого зверя. Забивал дубиной всех перехваченных на большой дороге путников: и богатого купца, и богомольную вдову, а с голодухи мог позариться и на содержимое телеги бедного крестьянина. Он был человеком без перспектив, тянул свои дни в лесу, в компании таких же косматых диких изгоев, и в лучшем случае мог надеяться инкогнито податься в монахи. А обычно заканчивал свою карьеру в пьяной драке или под ударами стрелецкого бердыша.

Так что лесных разбойников, равно как и городских татей, в Московии боялись и презирали. Они вообще плохо соответствовали тамошнему общинному социальному укладу, основанному на доверии и коллективной взаимовыручке.

Воровство вообще, образно выражаясь, – это трусливая форма грабежа, уже сама по себе не вызывающая ни малейшего уважения. Украсть же у своих считалось величайшим грехом, за который запросто забивали дрекольем. Кстати, вплоть до советских времен подобный самосуд над вором считался нормальным явлением, и никому в голову не приходило ставить убийство вора в вину обществу. Потому и воров тогда было не так уж и много, любители легкой наживы предпочитали «зарабатывать» мошенничеством или попрошайничеством.

Воры, как правило, являлись чужими для всех людьми: какие-то безродные оборванцы, бродяги, пришлые тати, цыгане. В деревне и небольшом посаде такой человек был у всех на виду и сразу вызывал подозрение. Вот почему воровство в Московии процветало в основном в городах, на базарах, на ярмарках. И московский вор не был таким романтическим бессребреником, как багдадский – поэтому о них не складывали красивых сказок. И даже они крали, в первую очередь, у «немцев» и «татар»: за иноземного купца толпа русского народа вступалась не слишком охотно, токмо ради возможности забавы ради побить вора…

Казаки с большой дороги

Разбойников Украйны и Дона уважительно величали казаками. Неизвестно, кто придумал байку о казаках, как о «защитниках народа», но сами они над ней смеялись бы всем кругом, поскольку до XVIII века основным промыслом казаков были грабительские походы. Грабили всех: турецкие и персидские порты, польские местечки и русские города, грабили аристократов и их крепостных. А когда поход не удавался, то казачки, особенно запорожские, запросто могли прихватить в плен несколько сотен православных крестьян и продать их в рабство басурманам.

Сейчас ряженые потомки казаков придумывают себе какие-то «кодексы чести», строят из себя высокоморальных набожных людей и поют под гармошку патриотические песни. Но выглядят они столь же нелепо, как и «воры в законе», подавшиеся в бизнесмены и депутаты.

Дурная слава казаков в Московии была столь велика, что крик «Казаки идут!» был синонимом татарского набега. Слишком долго жила в народной памяти «слава» казаков Сагайдачного и «Тушинского вора», равно как и «подвиги» братии Стеньки Разина. Грабежи и массовые убийства с особой жестокостью словно были прописаны у казаков в генах. Последний раз они отличились в Гражданскую, в 1919 году: сначала разного рода украинские казаки устроили резню в городах и еврейские погромы, а затем Донская армия, дойдя до Орла, затеяла по деревням такое мародерство, что великорусские мужики толпами пошли записываться в РККА, чтобы отомстить ненавистным станичникам. И таки потом отомстили, устроив на Дону настоящий геноцид – под молчаливое одобрение всей России.

Преуспевший в своем ремесле казак, если он не пропивал награбленное добро, а набивал им сундуки, мог круто подняться. Завести свой хутор с мельницей и заделаться справным хозяином, а то стать атаманом, поднять социальный статус своих потомков, которые потом станут сотниками и полковниками. Никто не попрекал его добычей – напротив, на таких удачливых казаков смотрели с завистью, они были примером для подражания и о них складывали «думы». И понятие «лихой хлопец» в казацкой среде означало вовсе не злодея, а бедового, разудалого парня, которого уважали товарищи и любили девчата.

Вот эти два стереотипа лихих парней и стали основными в нашем обществе – равно как и двойственное отношение к ним. Мы до сих пор с негодованием встречаем новость о том, что какой-то подонок ограбил в подъезде старушку или украл у бедняка кошелек. Мы до сих пор побаиваемся ватаг «братвы», которая, кажется, еще совсем недавно казаковала на наших рынках. И в то же время не без зависти внимаем жизнеописанию бедовых хлопцев, которые за каких-то десять лет поднялись от банальных рэкетиров до солидных бизнесменов и популярных политиков.

Основной инстинкт

Этот небольшой экскурс в историю воровства на Руси вряд ли ответит на философский вопрос, почему же всё-таки мы воруем? Его, скорее, нужно адресовать антропологам, поскольку воровать человечество начало еще на заре своего становления.

Конечно, сначала никакого воровства не было, поскольку ещё не было понятия собственности. Был только «разбой», когда индивидуум посильнее силой отбирал у индивидуума послабее банан или кость. Это было действие на уровне инстинкта, к сожалению, ставшего у человека одним из основных.

Воровство появилось чуток позже. Когда слабый индивидуум накопил достаточно кубиков головного мозга, чтобы сообразить, как незаметно (или хитростью) умыкнуть банан у сильного. А если его поймают на горячем, суметь выпутаться из передряги с минимальными последствиями. Вот почему воры всегда считали себя умнее и «профессиональнее» разбойников, налетчиков, рэкетиров. Эдакой элитой преступного мира. Впрочем, жулики и мошенники считают себя ещё умнее, только открыто не признаются в этом – дабы не нажить проблем. Ведь мошенничество хотя и самый сложный, в то же время самый безопасный способ отъема чужого имущества. И к нему часто прибегают личности более трусливые.

Пугливее их только, пожалуй, взяточники и вымогатели. Да, перед своими клиентами они корчат страшные сердитые гримасы, грохочут кулаками по столу, кричат «я тебя в лагерную пыль сотру!», изображают из себя всемогущих божеств. Но это только потому, что они уверены (или наивно верят) в гранитную непоколебимость своего служебного положения и незыблемость Системы, частью которой являются. А вот достаточно их креслу зашататься, как лица этих божков вдруг искажаются страхом и покрываются пурпуром приближающего инфаркта.

Но что же толкает человека разумного на эти «нестандартные формы заработка»? В смысле на разбой, воровство, мошенничество, взяточничество и т.д.? Нужда? Несомненно! Примерно 80% ворующих постоянно в чем-то остро нуждаются. В водке, в дозе, в ресторанной попойке, в новой шубе, в новой машине, в новой яхте. И они воруют потому, что не могут получить это путем честной работы в поте лица своего. А хочется! И чем больше они получают, тем больше им хочется.

Отнять, украсть, выманить и вынудить отдать - это простейшие способы добывания хлеба насущного, порой приносящие хлеб с черной икрой, который поедается, сидя на золотом унитазе. Например, оплачивая сумасшедшие (в разы больше себестоимости) коммунальные тарифы и 200-300%-ные торговые накрутки, мы отдаем свои деньги экономическим вымогателям. Ведь в противном случае мы останемся без воды, тепла, света, еды. Очень прибыльное дело и пока что даже совершенно неподсудное! Это вам не мелочь по карманам тырить!

В то же время очень часто воровство путают с почти безобидной детской привычкой присваивать себе то, что считается как бы ничейным. Вот даже в методичке по воспитанию детей советуют: объясните ребенку, что чужое брать нехорошо! Извините, но как быть, если ребенок просто не знал, что это кому-то принадлежит? Или вообще еще не понял, что такое собственность.

Смешно? Как бы не очень. Потому что именно на этом погорели австралийские аборигены, в своей первобытной наивности не понимавшие, что появившиеся в их землях овцы принадлежат белым людям – как, впрочем, и сама земля. Аборигены беззаботно охотились на овец, как до этого десятки тысяч лет охотились на кенгуру. А суровые фермеры их за это просто отстреливали из ружей, даже не опускаясь до пояснений дикарям, что красть – нехорошо.

Нечто подобное в свое время пережили и предки некоторых из уважаемых читателей. Когда на деревне объявлялся барин или игумен с заявлением, что отныне деревья в лесу, рыба в озере и трава на лугах принадлежит не всем, а токмо помещику или монастырю, то мужики непонимающе чесали свои бороды. Как же так, тыщу лет тут дрова рубим, рыбу ловим, сено косим – и на тебе! Тут даже не разберешься сразу, кто у кого ворует! Отсюда возникала мысль, что «мы имеем право взять своё». И с принципиальным выражением лица, мужики тайком выкашивали барские угодья и ставили сети в монастырских заводях.

Атавизм древнего собирательства очень живуч в нашем народе, поэтому мы до сих пор считаем, что имеем полное право на некоторые вещи. И не только на то, что создано природой. Подобрать то, что «плохо лежит», и принести домой, равно как пополнить домашние запасы заводскими железками или офисными канцелярскими принадлежностями, никогда не считалось у нас воровством. Именно потому, что редко кто из берущих считал, что он крадет. Да и соседи считали их крепкими, хозяйственными мужиками, а не ворами. В советское время были даже идейные «несуны»: они с негодованием считали, что за работу им недоплачивают, а потому это необходимо компенсировать.

Другое дело типичные воры. Уголовники грабили, воровали с полным осознанием того, что они именно грабят и воруют. Равно как выносившие ящиками и машинами завбазами и завмаги прекрасно понимали, что ходят под статьей. И тем не менее, рисковали, поскольку на кону стояло многое: деньги, вещи, связи, даже власть. Они были словно лихие казаки старины, рисковавшие жизнями ради большого куша.

Скажем больше: поводов и стимулов для воровства так много, что гораздо проще ответить на вопрос, почему некоторые никогда этим не занимались.

Сдерживающий фактор

Мы воруем беспощадно, порой, кажется, воруем у самих себя. Вот, к примеру, недавно у нас во дворе опять сперли канализационный люк. Теперь из «дырки» снова торчит засохшая ветка, заботливо воткнутая туда рукой какого-то доброго человека.

Понятно, что люк украли «чужие». То есть те, кто на автомобилях не ездит по причине их отсутствия. Эта категория граждан тратит деньги не на бензин, а на водку. Удивляет другое: почему, когда в наших дворах воруют люки, заборы, детские площадки, целые куски территории, почти никто не спешит защитить общественную собственность? Разве никому не нужна детская площадка или скверик? Разве всем пофиг, что можно провалиться в открытую канализацию?

Вот как раз наш пофигизм (или страх) делает воровство возможным. Вернемся еще раз к истории: в старину воровать было чревато, за это давали не срок, а оглоблей по хребту. Поэтому тырить калачи на базаре и уводить коней с ярмарок отваживались только самые отчаянные. Мужики предпочитали сеять хлеб да выращивать гусей – тем и жили! Да и на юге казаковали не за миску похлебки. Нет, в походы лихих хлопцев манила перспектива вернуться обратно в парчовых онучах, с полной торбой червонцев и золоченой саблей за поясом. Кстати, ватагу запорожцев потому и разогнали, что до самого 1775 года они упрямо отказывались завязать со своими «походами». Но терпеть Тортугу в южных степях было уже невозможно.

Затем, как известно, произошла любопытная трансформация. Когда запорожцы увидели, как на противоположном берегу Днепра с барабанным боем выстраиваются полки и выкатываются на прямую наводку пушки, они тут же согласились встать на путь исправления и согласились с требованиями матушки-государыни. Взяли откупные, ушли из Сечи и поселились на пожалованных навечно кубанских землях. Как видим, немного решимости и игры мускул со стороны закона смогли искоренить даже такую многовековую оргпреступность, как Запорожская Сечь.

В нашей истории был еще один подобный случай, только большего масштаба. В народе он известен как ругаемый «закон о колосках», коим хулители тоталитарного режима называют Постановление СНК СССР от 07.08.1932 (он же «указ 7-8»). Многие даже не знают, по каким причинам он был принят, но увлеченно пускают слезы по поводу «расстрелянных за колоски».

А дело было в следующем: в конце 20-х годов кривая грабежей и воровства резко скакнула вверх. Может быть, в народе смазалось понятие о собственности, а может быть, он начал считать всё государственное и колхозное «своим, законным» - но масштабы хищений вышли за рамки обычного «несунства». Воровали не колоски, а мешки с зерном, подводами вывозили со складов овощи. Более того, мужики сбивались в группы и грабили железнодорожные вагоны не хуже махновцев. Не спали и профессиональные воры: обчистив кооперативный магазин, они получали весьма богатый куш, а грозило им за это всего 2 года тюрьмы (с амнистией всего 8 месяцев). Нетрудно понять, почему в те годы у «авторитетов» за плечами было по 10 и более «ходок».

«Указ 7-8» предусматривал 10 лет лишения свободы как минимальное наказание. Он сработал практически мгновенно: большинство уголовников предпочли не связываться с госсобственностью и отправились подрезать в трамваях кошельки и обкрадывать частные квартиры. Из 183 тысяч человек, осужденных по этому постановлению, подавляющее большинство составляли наивно хлопающими глазами мужики: «Да вы что, гражданин начальник, я ж с нашего поля взял, своё!». Ему поясняли, что лет пятнадцать назад взять мешок зерна с этого же поля, но принадлежавшего барину, стоило бы мужику каторги. А он махал рукой: «Дык то ж при старом режиме, а сейчас всё своё, народное!»

Через несколько лет половину осужденных амнистировали и отпустили, но свой урок они усвоили надолго: вплоть до брежневских времен «нести домой» опасались. Могли что-то вынести в кармане или в привязанной в животу грелке – но не более. Вывозить подводами, как раньше, просто опасались. Это был наглядный урок на тему «воровать – нехорошо». Кстати, несколько «гастрономовских» расстрелов в конце 70-х - начале 80-х годов сдержали «несунство» из продмагов. Конечно, продавщицы прихватывали с собой с работы кило докторской колбасы да пару бутылочек хорошего вина, но это были как бы покупки для себя. Был и дефицит, и его продажа «по знакомству». Но практически никто не решался выносить ящиками или торговать из подсобки с «наценкой», за что полагались внушительные сроки или «вышка»…

Казацкая республика

Таким образом, можно прийти к выводу, что воровство само по себе, в разных его проявлениях, – вещь неискоренимая, ибо это заложено в природу человека. Даже чопорные общества западного среднего класса, гордящиеся своей законопослушностью, тоже воруют. Только не у себя, а у эксплуатируемых ими жителей стран третьего мира, которые пашут за копейки и обеспечивают «золотому миллиарду» высокие доходы, дешевые кредиты, социальную страховку и прочие блага, утоляющие их жажду потребления. Которые и удерживают их средний класс от воровства и разбоев. Зачем же воровать, если можно просто взять еще кредитов в банке? Так безопаснее!

В Украине совершенно иная ситуация. Тут разложившееся двадцать лет назад советское «общество равных» разделилось на две категории. Меньшинство – это лихие хлопцы, ушлые воры и хитроумные мошенники, которые обчистили большинство. И не только обчистили, прибрав к рукам их вклады, советскую, государственную и общественную собственность, скупив всё золото, медь, алюминий и даже чугун. Они еще заставили большинство пахать на себя за копейки, при этом регулярно выплачивая оброк коммунальным монополиям и коммерческим сетям.

При этом в Украине просто нет никаких сдерживающих преступность факторов. Конечно, для плана, для галочки, в тюрьму сажают определенное количество мелких воришек, опустившихся наркоманов, а иногда и просто первых попавшихся под руку. Но уже профессиональные уголовники имеют возможность просто откупиться от наказания если не на уровне следствия, то на уровне суда. А уж об «элите» и речи нет – любое обвинение в свой адрес она тут же воспринимает, как наглую выходку «быдла».

Такое впечатление, что Украина действительно стала той самой пресловутой казацкой республикой – то есть страной, в которой всем заправляет шайка разбойников. И чтобы подняться из голодных низов к высотам успеха и достатка, нужно вступить в эту самую шайку – а иначе никак! Нужно ли говорить, что в такой системе вопрос «как бороться с воровством?» звучит просто насмешкой…

Виктор Дяченко